28 мая народный поэт Кабардино-Балкарии Салих Гуртуев отметил восьмидесятилетие. Пользуясь случаем, наша газета желает юбиляру здоровья, радости, благополучия и творческих успехов.
у поэта непростая жизнь, но он остался молод душой. Наверное, именно поэтому его стихи трогают за живое. В творчестве Салиха Гуртуева тесно переплелись глубокая жизненная философия и тонкая любовная лирика, мудрость опытного человека и свежесть чувств, свойственная юношам.
Депортация балкарцев занимает в его поэзии особое место. Гуртуев стал одним из первых местных поэтов, поднявших эту тему в печати. Боль своего народа он в буквальном смысле пропустил через себя, но, как говорится, нет худа без добра. Горечь изгнания трансформировалась в стихи – удивительные по силе и звучанию.
Поэтический сборник «Сон кизилового дерева. 1944» – первые стихи о выселении балкарцев, опубликованные в русском переводе. Читая эти строки, поражаешься масштабу трагедии и глубине переживаний автора. «Сон кизилового дерева» – это негодование и боль, прощение и возвращение к истокам, пепел домашнего очага и весенний первоцвет.
Поэт знает, как это было. Плач женщин, лязг железа, окрики солдат и обезумевший лай дворовых собак навсегда остались в его памяти.
– Мы спали вместе с бабушкой, и я привык просыпаться под треск поленьев в печи, – вспоминает Салих Гуртуев. – Не открывая глаза, я уже знал, что на столе меня ждут айран и свежеиспечённая кукурузная лепёшка. Но в тот день всё было иначе. Я проснулся от топота сапог. К моему удивлению, бабушка не обращала на нас, внуков, никакого внимания. Вместе с мамой они в спешке укладывали вещи, и за ними внимательно наблюдали двое солдат.
Отец Салиха – Султанбек Гуртуев был офицером. В своё время он блестяще окончил институт красной профессуры. Служил в Баку, а когда началась война, одним из первых ушёл на фронт. В доме бережно хранилась его военная форма. Для матери поэта это была не только одежда, но и память о муже. Один из солдат попытался примерить на себя шинель, но женщина выхватила её у него из рук и, наступив на сукно, рванула что было сил. Секундой позже солдат оказался на полу, сбитый с ног сильным ударом кулака.
Говорят, мир тесен. По странной инверсии судьбы командиром мародёра оказался Василий – знакомый родителей Салиха. Отправив подчинённого в нокаут, он предупредил женщин: «Берите всё, что сможете унести. Ссылка – это надолго!».
Гуртуев до сих пор с благодарностью вспоминает этого человека – кукурузная мука, швейная машинка «Зингер», нехитрая домашняя утварь спасли их семью от голодной смерти.
– Хорошо помню, как мы выходили из дома – мама, старший брат и я. Младший - Азрет был на руках у бабушки, сестрёнка держалась за её подол. «Корову отпусти», – тихо сказала бабушка, обращаясь к маме. Эта простая фраза навсегда врезалась в мою память, – вспоминает Салих Султанбекович.
На улице стояла колонна грузовиков, и наивный мальчик, не понимающий смысла происходящего, обрадовался. Приятно будет прокатиться на такой красивой машине, подумал он.
В Алма-аты спецпереселенцев разместили в полуразрушенном здании бывшей школы. Когда шёл дождь, люди прижимались к стенам, чтобы не промокнуть до нитки, впрочем, это слабо помогало.
Следующим их пристанищем стала конюшня. Дети спали в яслях для скота, взрослые – где придется. Тогда-то и началась эпидемия тифа, унесшая немало жизней. Мать поэта похоронила свекровь, сестру, сына, дочь и двух племянниц. Салих и его старший брат чудом остались живы.
Детские воспоминания особенно яркие. На первый взгляд, незначительные детали ложатся на сердце глубокой метой. Балкарцы, а если быть точнее, балкарские женщины и дети стали строить себе жильё из самана. Работа тяжёлая, особенно для голодных людей. Рядом возводили электростанцию – в основном силами заключённых. Маленький Салих испытывал почти мистический трепет, глядя, как люди один за другим исчезают в недрах земли, спускаясь в огромный котлован.
– Недалеко от того места, где мы жили, был сад. Чтобы как-то прокормиться, женщины тайком копали там картошку. Внезапно появился сторож на коне. Пришлось высыпать картошку на землю. Этим бы дело и закончилось, но он ударил одну из женщин камчой. С нами был Даттука Чабдаров, который во время немецкой оккупации подорвался на мине и лишился правой руки. отчётливо помню, как одной рукой наш земляк вырвал казаха из седла, отобрал кнут и стал хлестать его что было сил. С большим трудом сторожу удалось вырваться и убежать. Даттука проводил женщин до дома, а камчу подарил моему старшему брату со словами: если кто-то обидит тебя или твоих близких, бей, – вспоминает Салих Гуртуев.
Сначала отношения с местным населением не складывались. Дурная молва шла впереди спецпереселенцев, но постепенно казахи смягчились. Не последнюю роль в этом сыграли отсутствие языкового барьера и общая религия. После того как мужчины вернулись с фронта, большинство балкарских семей стали жить в достатке. Султанбек Гуртуев пропал без вести, но мать поэта ждала мужа семьдесят лет. До самой смерти.
В 1948 году вышел указ, согласно которому надзор за ссыльными ужесточился. Если раньше каждый спецпереселенец отмечался в комендатуре раз в месяц, то теперь это приходилось делать еженедельно. Самовольный выезд за пределы республики грозил долгим тюремным сроком.
– Впечатления от того времени у меня очень противоречивые, – вспоминает поэт. – Сейчас много говорят «сталинская эпоха», «сталинские времена». Только и слышно – Сталин, Сталин, Сталин. Как вы сами понимаете, у меня нет причин любить этого человека, но личность, конечно, масштабная. Да и перекладывать всю вину за происходящее на него одного тоже нельзя.
Цикл стихов о выселении написан Гуртуевым в 1961 году. Эта тема считалась закрытой, но поэт всё же опубликовал сборник на родном языке. Спустя 20 лет стихи были переведены на русский язык.
– Пользуясь случаем, хочу поблагодарить Аркадия Кайданова. Он сделал прекрасный перевод моих стихов, – считает автор.
Салих Гуртуев и сам много занимался переводами. Его переводом «Евгения Онегина» восхищаются даже собратья по перу, которые, как известно, ревнивы и скупы на похвалу.
– В общей сложности работа длилась шесть лет. Сохранить онегинскую строфу, конечно, было сложно, – признаётся переводчик. – Кроме того, в поэме есть фразы, которые произнести по-балкарски затруднительно. У нас не принято говорить «моя жена» или «мои дети». И таких нюансов было очень много, – признаётся Салих Гуртуев.
Над переводом «Витязя в тигровой шкуре» поэт работал десять лет и закончил его в начале 80-х годов. Ему даже удалось сохранить шаири – один из сложнейших стихотворных размеров грузинской поэзии.
Этот перевод высоко оценил Кайсын Кулиев. В одной из рецензий он писал: «На балкарском языке в переводе Гуртуева издана великая поэма Шота Руставели «Витязь в тигровой шкуре». Это большой труд. Перевод Салиха считаю вкладом в нашу поэзию, событием в её развитии. Такая работа потребовала от поэта не только незаурядного дарования, но и большого трудолюбия, усидчивости, дисциплины, знаний. Кроме прочего, поэма переведена размером подлинника – шаири. Это удавалось далеко не всем переводчикам. Поэт взял на себя большую ответственность, решив переводить Руставели, но, по-моему, трудная задача решена им успешно…»
О переводах есть самые разные точки зрения. Согласно одной из них переводчик прозы – раб, переводчик поэзии – соперник.
– Думаю, разговор о рабстве и соперничестве здесь неуместен. Поэт и переводчик – попутчики, причём преданные друг другу, – убеждён Салих Гуртуев.
В завершение юбилейного очерка, мы предлагаем вам ещё одну цитату из великого Кайсына. «О мере талантливости Салиха, разумеется, убедительнее всех наших слов скажет сама его книга, являющаяся самым правдивым свидетельством. Так обстоит дело с книгами любого автора. Гуртуев уже внёс свою долю в родную поэзию, но мы верим в то, что его лучшее слово и самые зрелые песни ещё впереди…»
На самом деле это очень верная и глубокая мысль. любой поэт независимо от масштаба личности и природного таланта год от года совершенствует своё мастерство. Мы желаем Салиху Гуртуеву долголетия и ждём от него новых стихов, которые будут ещё пронзительнее и мелодичнее.
Эдуард БИТИРОВ
Источник: http://kbpravda.ru/node/21305